Искусствовед Любовь Соснина.
Александр Савин родился 30 октября 1949 года в городе Тула. Будучи школьником, начал занимался в кружке изобразительного искусства городского Дома пионеров. По окончанию десяти классов продолжил занятия творчеством в городской вечерней студии изобразительного искусства, которую возглавлял тульский художник-профессионал Константин Михайлович Кортуков. После службы в армии в 1971 году поступил в Ярославское художественное училище, окончив которое в 1975 переехал в Вологду. Уже на последнем курсе училища Александр организовал свою первую персональную выставку, лучшие из работ которой показал в Вологде, и был приглашен на работу в наш город, как перспективный молодой автор.
В лице Александра Савина я всегда видела художника, который ставит перед собой серьезные творческие задачи. Это было заметно с первых шагов его жизни в Вологде. Он не часто радовал своих поклонников персональными выставками, но, как правило, графические и живописные произведения, появлявшиеся на вернисажах, каждый раз доказывали серьезную и вдумчивую работу художника, не стремившегося к легковесным и сиюминутным победам. Наверное, потому и звание заслуженного художника России он получил практически накануне шестидесятилетнего юбилея в 2007 году.
Как и всему поколению мастеров, пришедших в искусство в 1970-е годы, Александру Савину пришлось преодолеть трудные времена перемен в жизни страны, видеть крушение привычных идеалов и отстаивать свой путь и свои взгляды на задачи творчества. Сегодня мы можем сказать, что появление в изобразительном искусстве Вологды новых тем и возрождение забытых жанров во многом связано с сосредоточенной, без деклараций и громких заявлений, упорной творческой работой Александра Савина и художников его поколения.
Графика.
По меткому наблюдению Игоря Грабаря, есть художники по преимуществу живописцы, и есть художники – рисовальщики. Соглашаясь с этим определением, я отнесла бы Александра Савина к художникам-рисовальщикам. И поэтому, разговор о его творчестве, резонно начать именно с графики.
С первых лет жизни в Вологде Александр Савин не расставался с карандашом и блокнотами. Казалось, что он рисует постоянно, везде и всегда. Эта хорошая привычка, по всей вероятности, осталась после Ярославского художественного училища, выпускники которого, как правило, пополнявшие ряды вологодских художников, почти все были прекрасными рисовальщиками. Среди них его старшие коллеги уже по Вологде Генриетта Бурмагина, Вячеслав Сергеев, Валентин Едемский, снискавшие славу вологодской графике еще в конце 1960-х годов. И не удивительно, ведь среди старых педагогов Ярославля, воспитавших не одно поколение художников, были мастера, имевшие за плечами серьезную академическую школу Петербурга и смелые достижения новаторской Москвы начала ХХ века. Не только Александр Савин, но и старшее поколение вологжан, выпускников этого училища, с большим уважением до сих пор вспоминают легендарные имена Михаила Кичигина, Андрея Чурина, Юзефы Дружининой, начинавших свой путь в искусстве в 1910-1920-е годы и волею судеб попавшие в Ярославль. В этом городе работал и преподавал, не имевший права прописки в Москве, опальный Михаил Соколов. Этот город и сегодня может гордиться своей художественной школой, музейными коллекциями, театром, имеющими вековые, культурные традиции.
В альбомах Александра Савина тех лет можно было увидеть и сложные многофигурные композиции, и легкие рисунки из головы, по воображению, и яркие типажные зарисовки знакомых и неизвестных ему людей, подсмотренные на натуре, неожиданно увиденные им уголки Вологды. Рассматривая эти рисунки, не устаешь восхищаться его богатой фантазией и остротой глаза. Кажется, что карандаш в руке Савина может все: передать походку устало идущего человека и гордую поступь кота, следующего за своим хозяином, весело играющих мальчишек или обсуждающих серьезные проблемы мужчин. С карандашом в руке художник совершает воображаемые путешествия по историческим эпохам, от времен Древнего Рима или Средневековой России, до жеманной европейской цивилизации девятнадцатого столетия. Свободное движение карандаша по бумаге сродни увлекательному рассказу автора о событиях реальных или вымышленных, радостных или грустных; о людях хорошо знакомых ему или случайно встреченных на улице. Позднее, эти зарисовки, как богатый подсобный материал, понадобились ему и для станковых графических серий, и для книжных или журнальных иллюстраций, и для живописных полотен столько в них было интересных точно подмеченных деталей и сюжетов, а главное, умения наблюдать и обобщать увиденное.
Александр Савин начал свой творческий путь в Вологде как график. И что отрадно, с первых шагов продемонстрировал серьезное отношение к задачам творчества, к проблемам профессионального мастерства. Его лирическая серия «Будни солдатской жизни», вполне традиционная по тематике для отечественного искусства 1970-х годов, была пронизана романтикой и поэтическим мироощущением, основанным на личных воспоминаниях автора о недавно пережитом. Казалось бы, незначительные события – рыбалка в короткие и долгожданные часы увольнительной, неожиданные встречи на солдатских дорогах, мечты о доме … художник превратил в яркие образные зарисовки. Продуманное композиционное построение, прекрасное чувство формы дополнялись в них тонкой цветовой проработкой листов, используя легкую текучесть акварели или изысканную матовость темперы с добавлением текстурных разработок. Этой личностной, откровенной по чувствам серией художник сразу обратил на себя внимание и зрителей, и коллег-профессионалов. Взять хотя бы, наиболее удачный из этой серии лист «Тишина», где мотив стремительного движения, заданный фигурой бегущего по склону солдата, подхватывается ритмом рисунка береговой поросли, и гармонично завершается овальной формой озерца, с отражающимся в воде еще одним кругом — утреннего, еще блеклого солнца. Герои работ уже следующей серии Александра Савина — жители рыбацких поселков, с которыми свела судьба молодого автора в путешествиях по Русскому северу. Это и мальчишка-помор, мечтающий о путешествиях в дальние страны или продолжающий династическое ремесло начинающий мастер-лодочник. Особый характер этих непохожих друг на друга людей художник подчеркивает и выразительностью их лиц, и говорящими позами, и точно найденными дополнительными деталями. Но не просто внешняя экзотическая сторона происходящего привлекает его, хотя и это было интересным для молодого автора. В статичности запечатленного момента ему важно было передать динамику внутренней напряженной жизни героев. И вновь художника не подводит блестящее композиционное мышление. В одном случае он выбирает замкнутый овал, подчеркивающий напряжение упругой и сильной спины молодого мастера. В другом – глубина, убегающего горизонта за спиной юноши-рыбака, многократно подчеркнута линейным узором его тельняшки и длинными деревянными жердями с висящими на них рыболовными сетями.
Александр Савин с легкостью работал и до сих пор работает карандашом, мастерски владеет акварелью, но больше всего, на мой взгляд, ему удалось рисование пером и тушью. Именно в этой технике вырабатывается его собственная манера и ритм рисунка, умелая режиссура построения листа, отражающие его индивидуальность и творческую личность.
Рисунок пером это та техника, которая предъявляет художнику весьма строгие требования. Это рисование наверняка. Если в карандаше не совсем уместная линия или штрих мало заметны, то в перовом рисунке они обнажены до предела. Поэтому переделки или исправления здесь особо трудны и вообще нежелательны. Именно в этой технике и появляется серия архитектурных городских пейзажей Александра Савина «Вологодская окраина», ставшая, своего рода, «визитной карточкой» его как графика-рисовальщика. Легкие, но при этом уверенные штрихи складывались на листе бумаги то в изображение большого стога сена, будто ощетинившегося под косыми струями осеннего дождя, то логически выстраивали идущую по своим законам жизнь рабочего порта, то весело пестрели колышущимся на ветру свежепостиранным бельем… Эти бессобытийные, как бы случайно выхваченные из потока текущей жизни мотивы-кадры завораживали высокой эстетикой своего формального художественного решения. Некое внутреннее напряжение создавалось не сюжетной завязкой, а композиционной выразительностью, ритмом штрихов и линий, то свободно парящих, то собирающихся в плотное, бархатисто-черное пятно и, наконец, деликатно введенным цветовым тоном бумаги серебристо-голубым или светло-коричневым.
Выбор перового рисунка это и отражение характера самого автора. Ведь за внешней легкостью и артистизмом исполнения стояла серьезная работа художника и над формой, и над поиском своей темы. Рисунок пером дисциплинировал и руку, и ум, заставляя мудро отсекать лишнее, логически выстраивать композицию, масштабно соотносить изображение с размером листа. И, мне кажется, что выработка этих качеств, в полной мере проявившаяся позднее в творческом методе живописца Александра Савина, связана с периодом его активной работы в рисунке в конце 1970-х — 1980-х годах. Уже в них он предпочитает почти классическую ясность формы, никогда не утрируя и не ломая ее, в полной мере проявляет свое композиционное чутье. Здесь он определяет свои художественные привязанности и ориентиры, среди которых и графика «Мира искусства» и русский реализм конца XIX столетия, связанный, прежде всего, с именем Валентина Серова и его последователей.
Уже с первых лет творчества Александр Савин достаточно уверенно работает и в прикладной графике, к которой можно отнести его книжно-журнальные иллюстрации, дизайнерские разработки афиш, буклетов, пригласительных билетов. Здесь одинаково интересно он использует и рисунок карандашом, и работает в рисунке тушью. Художник прекрасно понимает специфику этого вида графики, и потому удачно вживается в условный характер ее языка, иную информативную нагрузку сюжета. Здесь он позволяет себе быть свободнее в трактовке натуры, нагружая пространство композиции разновременными или разнохарактерными атрибутами, соединяя пейзаж с элементами натюрморта или объединяя фрагменты пейзажных мотивов с бытовыми деталями. К сожалению, и наш зритель, да и наш читатель очень мало знает о Савине иллюстраторе. Хотя вологодские писатели и поэты, начиная с Василия Белова, а среди них Владимир Кудрявцев и Александр Цыганов, Александр Грязев и Николай Дружининский, часто обращались к нему за поддержкой, ощущая живую органическую связь сюжетных композиционных зарисовок художника с литературным текстом. Но требовательный к себе, Александр Савин требовательно относится и к качеству полиграфического воспроизведения своих перовых или карандашных рисунков. А это качество, надо отметить, лишь недавно стало отвечать взыскательным вкусам профессионалов. Не так много, как бы хотелось, в практике художника и работ в области театра. Мне кажется, вологодские театральные режиссеры недооценили талант и творческие возможности Александра Савина. А он, даже в немногочисленных образцах театральных плакатов и программ, показал себя не просто человеком эрудированным, а тонко чувствующим любую историческую эпоху, художником, обладающим прекрасным вкусом.
Живопись.
Период формирования живописного языка Савина совпадает с периодом насыщенной и интенсивно-богатой жизни творческой организации вологодских художников, полноправным членом которой он становится в 1980 году. Мощным толчком в этом поступательном процессе без сомнения стала большая региональная выставка «Советский Север», прошедшая в Вологде в 1974 году. Впервые в городе проводился столь масштабный смотр современной культуры Северо-запада, где наряду с уже известными в стране именитыми художниками северных областей и автономных республик, выступали и молодые мастера. В культурной жизни города, где главную роль долгое время играла писательская организация, вырос авторитет художественной интеллигенции. Теперь на выставках вологодских художников появляется своя заинтересованная публика. Меняется, а вернее, обновляется и сам состав местных живописцев и графиков. В 1976 году в Вологду на постоянное жительство переезжает заслуженный художник России Александр Пантелеев, возвращается из Москвы Генрих Асафов. Именно в эти годы пополняются ряды молодых авторов. На выставках начала 1980-х годов рядом с работами Александра Савина появляется живопись Яна Крыжевского, Геннадия Осиева и Сергея Веселова, графиков Владимира Егорова, Юрия Воронова и Николая Мишусты.
Не удивительно, что первые серии живописных работ Александра Савина были посвящены Русскому Северу. Для него, уроженца Тулы, центра России, учившемуся пять лет в Ярославле, Север был землей неизвестной, но именно с этим краем он сознательно решил связать свою жизнь, здесь начал свой путь в творчестве. Открытие художником Русского Севера проходило постепенно: сначала это были традиционные посещения Кириллова и Ферапонтово, уже потом, целенаправленные поездки с коллегами-художниками по Кубенскому озеру, в Архангельскую область и, конечно, не реку Мезень, в те благословенные края, ставшие местом паломничества русской художественной интеллигенции начиная с середины ХХ века. Богатейшие художественные традиции Севера постигались через знакомство с музейными коллекциями города, которые ему открывают искусствовед Ирина Александровна Пятницкая, автор первых в Вологде серьезных экспозиций и публикаций по древнерусскому и народному искусству, потомственный музейщик и реставратор Николай Иванович Федышин.
Местное население Вологодской и Архангельской областей еще помнило тех молодых бородачей — «шестидесятников», путешествовавших в одиночку или специализированными группами по селам расположенным на Онеге, Пинеге, Северной Двине и Мезене. Они «шестидесятники»: художники, писатели, музейные работники, охваченные идеей приобщения к истокам национальной художественной культуры, возглавили борьбу за охрану памятников уникальной архитектуры Севера, собирали изделия народного творчества, иконы, церковную утварь, сохранившиеся где-то в далекой глубинке, записывали умирающий самобытный язык северян, пытались спасти еще сохранившийся народный фольклор.
Поколение молодых художников, а среди них и Александр Савин, пришедшее в искусство в 1970-е годы уже знали Русский Север по живописным работам отечественных классиков начала 20 века — Константина Коровина, Сергея Виноградова, Игоря Грабаря, по картинам известных советских художников – шестидесятников Владимира Стожарова и братьев Ткачевых Сергея и Алексея, Виктора Попкова и Николая Андронова, графиков Иллариона Голицына и Гурия Захарова. Да и для вологодских авторов старшего поколения обращение к родному Северу всегда было актуально, ведь большинство из них и родились, и всю жизнь прожили на земле своих предков. И быт северян знали не понаслышке, а изнутри, из судеб своих отцов и дедов. Отсюда жизнеутверждающая правда и взволнованность живописного реализма Владимира Корбакова, суровая трагичность монументальных образов Николая Баскакова, социальная прозорливость быстро утвердившейся в статусе вологжанки — Джанны Тутунджан. Традиции народной культуры и русского иконописания, соединяясь с актуальной для того времени темой поиска национальной самобытности, определили оригинальность и узнаваемость художественного языка вологодских графиков Николая и Генриетты Бурмагиных, Владислава Сергеева.
1980-е годы в изобразительном искусстве Вологды стали временем приоритета на выставках сюжетной картины. Наравне со старшим поколением художников – Корбаковым, Тутунджан, начавшим активно работать в Вологде Пантелеевым серьезные тематические произведения показывают и молодые тридцатилетние авторы – Александр Савин и Ян Крыжевский, Геннадий Осиев и, самый молодой из них, Юрий Воронов.
Образ Севера в творчестве молодого поколения вологжан имеет уже иной характер, окрашенный в большей степени личностным восприятием. Они пытались сформулировать свое неоднозначное отношение к традициям и реальным событиям истории и культуры этой земли. Этим объяснялся и выбор мотивов картин, к которым обращались молодые и Александр Савин в частности. Казалось бы, что удивительного и необычного в привычных буднях селян – сборе грибов или ягод, рыбалке, заготовке дров… Но художника как раз и интересовала частная жизнь частного человека. В отличие от своих коллег, обращавшихся в картинах к молодым современникам, героем ранних живописных работ Савина становится человек, чья молодость, да и зрелость остались далеко позади. Это знающий жизнь, часто одинокий, но не тяготящийся своим одиночеством мужчина. Ему уютно отдыхать в стогу сена, спасаясь от осеннего дождя, он знает, когда нужно брать в руки ружье или готовить сети для рыбалки. Он живет в ладу с собой и с миром, его окружающим. В его облике нет ничего героического или богатырского, зато присутствует тот внутренний стержень, который позволяет этому человеку оставаться хозяином ситуации, как в «Хозяине воды», «Сторожке» или «Однолюбе».
Это внутреннее состояние равновесия в уединенной жизни бакенщика художник решает почти классически. Строгая композиция кулисно ограничивает первый план прямоугольным проемом затененного сарая, и открывает вид на пронзительно свободное, уходящее к горизонту пространство, заполненное водой и небом. Та же сдержанность и мудрая строгость лежит в основе композиционного построения картины «На Сухоне. Осенняя пора», где пространство деревенского двора, замкнутое домом и деревянными мостками уже само по себе создает образ упорядоченного, налаженного ритма крестьянской жизни. И сидящий в центре двора довольный мужчина, рассыпавший на земле ягоды для просушки, есть тот главный стержень, по воле которого органично живет все кругом. Среди композиционных рисунков Савина есть вариант, где художник изобразил рядом с мужской фигурой — женскую. И сразу поменялась интонация сцены, ушла простота и мудрая сдержанность замысла, сосредоточенность на характеристике внутреннего состояния героя-мужчины.
На протяжении всего этого периода Александр Савин целенаправленно идет к решению серьезной жанровой картины. Таковой становится работа «Воскресенье. Однолюб», где автор объединяет традиции русской реалистической живописи с исканиями нового времени. Внимание зрителя останавливает ясно читаемая сюжетная завязка, психологическая и социальная характеристика героя. Композиционное решение пространства картины, расстановка цветовых и световых масс создает ощущение замкнутости и напряжения. Тяжело опущенная на стол рука человека, будь-то, останавливает привычный ритм его прежней жизни и ставит перед выбором изменить свой быт или продолжать жить в доме, где еще недавно он был не один. И глядя на сдержанную застывшую фигуру мужчины, читая скорбь на лице сильного человека, мы понимаем, на чем остановится его выбор.
На областных и молодежных выставках тех лет Александр Савин показывает индустриальные пейзажи, и портреты, первые декоративные натюрморты. В этот период он ищет свой живописный язык. Выбирая тот или иной пластический прием, художник соотносит его с темпераментом задуманных образов. В одном случае его живопись акварельно прозрачна, как в картине «Грибная пора». В другом, как в «Хозяине воды» – декоративно звучная. И, наконец, насыщенная цветом и светом как в «Однолюбе», «Сторожке» или «Затоне». Ему не чужд и эксперимент, отразившийся в использование новых живописных приемов и техник. Неизменными оставались – ясная пластика формы, уважительное отношение к предмету изображения, к традициям национальной культуры.
Казалось, что работами крестьянской серии Александр Савин органично вписался в общую для вологодской культуры тематику социальных и духовных исканий людей живущих на этой земле. Но постепенно он сам осознает, что это не его тема, и не его путь. Наверное, это осознание далось нелегко. Все чаще в бытовых работах художника звучат ностальгические ноты воспоминаний из детства и юности. Ему ближе созерцательные мотивы раннего деревенского утра с тающими в тумане фигурами одиноких рыбаков, уединенные путешествия на лодке… Деревенский мир в работах художника погружает нас зрителей в неторопливые размышления самого автора, о ценности и неповторимости кратких счастливых моментов в жизни человека. Конечно, можно было уйти в эту тему лирических грез, не требующую горьких размышлений и бессонных ночей. Но цель, поставленная перед собой художником в самом начале творческого пути, потенциал творческих возможностей, собственный духовный мир требовали иного.
Исторический портрет.
Серьезное и последовательное занятие Александра Савина историческим жанром пришлось на 1990-е годы. Пробным и удачным шагом на этом пути можно считать появившуюся в 1985 году картину «Музыканты 1945». Но настоящей удачей стали серьезные исторические портреты А.С.Пушкина и К.Н.Батюшкова, созданные художником один за другим в конце 1980-х (1987, 1989) и вызвавшие живой интерес у публики и специалистов Вологды. Сам жанр исторического портрета интересен для художника и, одновременно, ответственен. Особенно это относится к изображению личностей общенациональной значимости, каковой для нас остается личность Александра Сергеевича Пушкина. Начиная с прижизненных портретов, к образу поэта обращались прославленные художники на протяжении уже 150 лет. За это время сложился изобразительный «архетип» внешности поэта хорошо знакомый каждому. И сказать в этой теме что-то свое, отличное от других задача не из легких. Но Савин не только поставил перед собой эту задачу, но и доказал себе и окружающим широкие возможности жанра исторического портрета, свободного от идеологического давления, который практически отсутствовал в вологодском изобразительном искусстве последних лет.
Мне думается, среди основных побудительных мотивов разработки этой темы была традиция обязательного чествования памяти поэта в день его рождения и смерти, которую неукоснительно соблюдал в своей творческой мастерской Александр Пантелеев. Постепенно участником этих вечеров становится и Александр Савин. Общение и дружба с ярким человеком и большим мастером, каким стал для Вологды Александр Пантелеев, мне кажется, отразилась и на творческой судьбе Александра Савина. Говорят, что в шутку они называли друг друга – Александр I и Александр II. Пантелеев, тонко чувствовавший людей, увидел в молодом авторе и одаренность, и здоровые амбиции художника, ставившего перед собой большие и серьезные задачи. Влиял ли Пантелеев на Савина? Мне думается, да. Но это было влияние идей, сохранявшее уважительное отношение к «святая-святых» друг друга – творческой индивидуальности. Как мудрый, старший друг Пантелеев мог лишь поощрять поиски Александра Савина в выработке собственного видения и анализу происходящего и прошедшего. Мне думается, именно в этот период в творческом методе Александра Савина появляется и закрепляется принцип историзма, помогший ему сформулировать свое художническое кредо, собственный взгляд на задачи творчества. Позднее, в память о мастере и друге Александр Савин создает один из лучших своих аллегорический натюрмортов – триптих «Реквием», где собственной стилистикой он обращает нашу память к образному строю и пластике произведений Пантелеева. Используя мотив сухих цветов и горящих свечей с переплетающими их траурными лентами и драпировками, пространственные прорывы, колорит, построенный на усиленном контрасте теплых и холодных тонов желтого, коричневого и черного цвета художник создает эмоциональное ощущение разломленного на «вчера» и «сегодня» мира, мира с Пантелеевым и без него.
Изображая Пушкина, художник сохраняет его классический облик, не внося во внешность поэта каких-то своих «вольных» толкований. Его внимание сосредоточено, скорее, на внутреннем душевном состоянии героя. Савин и картину называет не просто «Портрет Пушкина», а «Дыхание зимы». С одной стороны перед нами гений, поднятый над толпой величием своего таланта, с другой — одинокий и страдающий человек, будто предчувствующий скорую беду. Художник изображает его в строгой одежде под сводами колонного портика на фоне холодного обобщенного осеннего пейзажа. Благородная сдержанность и величие духа поэта подчеркнуты вытянутым по вертикали размером холста и завышенным ракурсом подачи его фигуры. Объединить личность Пушкина с его временем Александру Савину помогает сам пластический язык произведения, ориентированный на традиции русского классицизма, гладкая, напоминающая лессировочную, манера письма, строгий рисунок, сдержанный благородный серебристо-черный колорит с деликатным вкраплением перламутровых и охристых оттенков.
Наверное, увлеченность работой с историческим материалом к этому портрету и творческий азарт приводят художника к созданию следующей картины, которую он посвящает образу еще одного поэта, особенно почитаемого в Вологде как земляка, Константина Батюшкова. Александр Савин изобразил его возвращение на родину. Усталый, изящно одетый путник с цилиндром и тростью в руках остановился перед дорожным шлагбаумом. В склоненной голове поэта, в легкой усмешке на губах есть что-то нарочито бравурное, не могущее все же скрыть болезненную бледность лица и нездоровый блеск глаз как след неизлечимой наследственной болезни. Уходящий вдаль низкий горизонт, подчеркнутый размером вытянутого холста, открывающееся полупустое пространство, усиливает ощущение одиночества человека, стоящего перед нами. И, кажется, что полосатый шлагбаум не просто преграждает дорогу поэта, а делит его судьбу на ту, что осталась в прошлом, и ту, что еще предстоит испытать. Вглядываясь в живописную структуру картины, мы чувствуем, как увлеченно работал художник над каждой исторической деталью. Погружая нас в эпоху начала девятнадцатого века, он воссоздает приметы того времени в костюме и прическе Батюшкова, в пейзаже далекой российской провинции, демонстрируя не только свою эрудицию, но и творческое воображение, и профессиональное мастерство рисовальщика и живописца.
Позднее, почти через двадцать лет появляется в творчестве Александра Савина портрет Николая Рубцова. Но по эмоциональной нагрузке, внутреннему содержанию и творческому методу, это звенья единой цепи. Здесь, как и в предыдущих исторических портретах снова звучать размышления, присущие каждому творческому человеку, о выборе собственной дороги, о судьбе своего творчества. Художник изобразил Рубцова в Царскосельском парке, стоящего, с непокрытой головой перед памятником Пушкину, и ведущего с ним внутренний, понятный только им двоим разговор. Ведь не случайно Савин и картину назвал «Два поэта». Сдержанным колоритом и строгим рисунком, ракурсом взятый чуть сверху и символичным пейзажным фоном живописец как бы исключает возможность обыденной трактовки сюжета. Подчеркивает, пусть и гипотетически, место поэта-вологжанина, жившего в середине 20 века, в общем пантеоне русской поэзии.
Историческая картина.
В отдельную группу мне хочется выделить работы Александра Савина на теологические сюжеты. Это не означает, что они выпадают из утвердившейся творческой концепции художника. Напротив, работа над ними помогла во многом сформулировать и определить творческий путь живописца на многие годы.
Эта тематика впервые появляется в современном вологодском искусстве в начале1990-х годов и связана, прежде всего, с творчеством художников поколения Александра Савина, к которому мы относим Михаила Копьева, Александра Баканова, Николая Корбакова, позднее присоединившихся к ним Олега Пахомова и Сергея Радюка. Общность творческих интересов, в конечном результате, соединила их в первую, независимую от Союза художников группу единомышленников — «Северный венец», что начали возникать тогда в Вологде. Эти художники с одинаковым интересом работали не только в живописи, но и в графике, занимались дизайном, сценографией, иллюстрацией. Их отличала широта творческих замыслов, они возродили жанр исторической картины, ориентированный на русскую академическую традицию. Их усилиями в период финансового и идеологического кризиса, который переживала региональная организация Союза художников, выставочная деятельность вологжан выход за границы чисто региональных рамок. Так в Москве становятся традиционными групповые выставки вологодских художников «С Рождеством Христовым», открываются персональные экспозиции в престижных залах Москвы и Санкт-Петербурга, осуществляются обменные межрегиональные и международные творческие проекты.
Среди библейских произведений Александра Савина не все мне видятся равнозначными. Так трехчастные композиции «Се Человек» и «Последний потоп», несущие обилие информации, проигрывают от композиционной перегруженности и дробности деталей. Казалось, что, увлекшись шифровкой сюжета, художник намеренно усложнил прочтение главной, основополагающей идеи. Но там, где замысел произведения отчленен от многословия ссылок и дополнений, форма его картин обретала гармонию и лаконизм. Подобными качествами, на мой взгляд, обладают его исторические композиции «Тень Агасфера», «Исход», «Стена». И пусть появление их в творчестве художника разделено годами, каждая из них есть плод серьезных размышлений автора не столько о легендарном прошлом, сколько о настоящей жизни своих современников. Почитатели таланта Александра Савина неоднократно писали об этих работах, восхищаясь его профессиональным мастерством и глубокими философскими размышлениями, лежащими в их основе. Не повторяя сказанного, мне лишь хотелось добавить, что каждый из зрителей вправе по-своему толковать присутствующие в этих вечно-актуальных сюжетах злободневные идеи. Но ведь не случайно из множества библейских и евангельских текстов Савин выбирает рассказ о трагической судьбе Агасфера, восставшего против истины и обреченного на вечные скитания. Его волнует классический сюжет гонений Иосифа и Марии, вынужденных бежать от злобы и алчности властителей, дабы спасти дарованного им Богом младенца. Не те ли проблемы волнуют и современных людей? Вед постижение Истины процесс мучительный, а обретение Правды часто сопряжено и с горечью утрат.
Через судьбу Агасфера художник по-своему раскрывает образ современного цивилизованного общества, блуждающего в потемках неверия. Вот потому историческим фоном для фигуры главного героя служит собирательный архитектурный образ современного мира. А обобщенный «планетарный» фон композиции картины «Исход» еще и еще раз подчеркивает вневременную актуальность размышлений, заложенных в этом сюжете.
Создавая образ великоустюжского мученика и Христа ради юродивого Прокопия Праведного в картине «Стена», Александр Савин продолжает свою интерпретацию той же идеи противостояния добра и зла, вынужденного одиночества человека ступившего на тернистый путь познания Истины доступный не многим. В аскетичной фигуре юродивого, в его пронзительном взгляде, обращенном на зрителя, есть особая убедительная сила и духовное мужество, которое дает ему христианская вера. Наверное, она и есть та стена, которая укрепляла «мучеников» всех времен в их духовной жизни, но становилась и тем местом, где обрывалась их земная дорога.
Исторические картины Александра Савина не ограничиваются лишь теологической тематикой. Он не скрывает свое увлечение батальным жанром, ориентированным на произведения Василия Верещагина или Франца Рубо. Анализируя его картины на темы истории государства Российского, мы видим, что художнику близка эстетика и содержание исторического жанра мастеров «Мира искусства» и «Союза русских художников». Он с уважением относится к творчеству исторических живописцев середины девятнадцатого столетия, особенно ценя чистоту и душевность камерных картин Вячеслава Шварца.
Богатое воображение и эрудиция помогают Александру Савину обращаться к той или иной исторической эпохе. Виртуозное владение рисунком, высокий профессионализм в решение колористических и композиционных задач позволяют с легкостью создавать ощущение подлинности исторической сцены. Пусть часто это своеобразная игра в историзм, которую можно рассматривать как дань времени, но это и доказательство творческих возможностей профессионала, умеющего «сделать» батальную или историческую картину по всем законам и правилам жанра. В этом отношении он сын своего времени, времени постмодернизма с его сложной концепцией театрализации искусства, ироничностью, склонностью к иносказанию, но при этом никогда не забывающий о профессионализме и мастерстве.
В своих исторических композициях Александр Савин последователен в выборе темы. Отдельные из работ живописца посвящены конкретным историческим личностям. Но большинство из них это своеобразные размышления человека и художника 20 столетия об исторических судьбах своей страны, сформулированные языком художественного обобщения и метафоры. В одном из произведений он почти хрестоматийно изображает Петра I, мощная фигура которого противостоит порывам морского ветра. В другом — вымышленную фигуру русского царя эпохи средневековья, автор окружает атмосферой роскоши и лживой покорности царедворцев («Царь и шут»). И, наконец, картина последних лет «Ладья», как бы суммирует размышления художника о трагической судьбе двухсотлетней российской монархии, доводя свое повествование до глубокого аллегорического обобщения. Для решения этой тему он нашел неожиданный сюжетный ход, изобразив в одной лодке членов царской семьи разных поколений. Правда весел у них в руках нет, и потому несет ладью по течению в пугающую своей бескрайностью даль, затянутую туманом. Роскошные одежды женщин, парадные военные мундиры мужчин, конкретная узнаваемость портретных черт изображенных, напряженно вглядывающихся в нас зрителей, все это усиливает трагическое предчувствие скорой развязки. И, наконец, красноречивый цветовой штрих, удачно найденный живописцем, это красная драпировка, случайно опущенная за борт, невольно трактуется нами как кровавый след, остающийся позади этой роскошной ладьи. И, надо отдать должное Савину, выражая главную идею полотна, он не боится исторических аналогий, отправляя нашу память к знаменитым работам не только отечественного, но и европейского искусства.
Характеризую творческую индивидуальность Александра Савина, хочется отметить еще одну оригинальную линию в разработке исторической тематики. Это историко-бытовой жанр, посвященный жизни Вологды 19 – начала 20 века, который, как мне думается, он первым вводит в контекст современных исторических картин, и, который удивительно органично вписался в концепцию его творческих интересов. Своеобразным толчком к созданию этой серии стала работа художника над исторической экспозицией одного из филиалов Вологодского музея-заповедника. Именно тогда Александру Савину представилась уникальная возможность знакомства с богатым видеоархивом музея, где хранились редчайшие изображения старой Вологды, зафиксированные фотографами 19 и первого десятилетия 20 века. С другой стороны, на протяжении многих лет художник жил в заречной части города, где практически до конца 1990-х годов в архитектурной среде сохранялся дух исторической Вологды. Прогуливаясь по старой набережной реки Вологды, бывшей Владычной слободе и Фрязиновской улице он мысленно оживлял эти места, даруя им вторую жизнь в своих картинах.
Подобно художникам «Мира искусства», которые Петербург мыслили главным действующим лицом своих произведений, Александр Савин одушевляет старую Вологду, этот тихий провинциальный городок мелкопоместного дворянства и духовенства, купцов и мещан. Он изображал старую Вологду то дремлющую в летнем сонном тепле, то разрумянившуюся, словно щеки девушек, морозным ясным днем. Здесь рядом с белокаменными храмами органично соседствовали торговые лавки, а возле нарядных деревянных особнячков ютились неказистые мещанские домики. Чтоб сделать образ города близким и узнаваемым для нас зрителей 20 века, художник населил его не только воображаемыми героями, но и своими друзьями, знакомыми, пришедшими ли к торговым рядам воскресным днем, встречающими ли первый снег на уютной осенней набережной.
В концепцию этого ретроспективного бытового жанра органично вписываются работы художника последних лет, сюжетные мотивы которых диктует не только его воображение, но и меняющаяся современная действительность. Наверное, летние месяцы, проводимые художником в Кириллове, подсказали ему темы таких картин как «Лестница» или «Рыбаки», где действующими лицами становятся иноки Кирилло-Белозерского монастыря, недавно поселившиеся там. Есть в этих работах и отголоски истории, и философские размышления автора о связи времен.
Пейзаж.
Утвердившийся в творчестве художника за последние 20 лет сочиненный метод создания произведений диктует особые законы всем жанрам, к которым обращается живописец. Не избежал этого и пейзаж. Законы сочиненного пейзажа определяют условный цветовой и смысловой язык художника. Поэтому он дополняет пейзажные мотивы элементами других жанров, превращая их в своеобразные пейзажно-бытовые композиции или пейзажи-аллегории. Так в серии «Времена года» выразительные фигуры людей становятся аллегориями того или иного месяца, объясняя и подчиняя себе пейзажный фон. А любимый художником мотив дороги каждый раз обрастает новой смысловой интерпретацией. Дополняя пейзаж элементами других жанров, что характерно для современного искусства вообще, художник все же лишает его самостоятельного звучания, предлагая пейзажу второстепенную роль, доводя его до абстрагированной декоративной по цвету фоновой среды.
Мы редко увидим у Александра Савина чисто ландшафтный мотив. Художник не ставит перед собой задачи создания натурного, пленэрного пейзажа. Мне думается, что и в пейзаже Савин, прежде всего, стремится к созданию глубокого собирательного образа. Обладая прекрасной зрительной памятью и воображению, он находит мотив, отвечающий его размышлениям и чувствованию мира. Таким раздумчиво-созерцательным характером отличается серия картин Александра Савина, посвященная первозданным видам неорганической природы, которая крайне редко становится объектом изображения других художников. Огромные валуны и пролетающая над ними чайка, окутанные как туманом холодными брызгами морского прибоя, создают образное ощущение неприветливого к человеку Севера. Но именно в этой холодности и отстраненности открывается их особая сила и красота, которую художник подчеркивает изысканным жемчужно-серым колоритом, предельным вниманием к передаче фактуры объектов. В другой работе он изображает огромные валуны, как бы охраняющие пробившийся возле них родник. Мотивом противопоставления неподвижных каменных глыб живому, упрямому потоку воды художник создает образ вечно движущейся и меняющейся жизни природы. Эпический характер этих произведений подчеркивается не только обобщенностью мотивов, но и монументальным размером холстов.
Сегодня Александр Савин художник, признанный в Вологде, имеющий свое лицо, нашедший свою стилистику, отстоявший свои мировоззренческие позиции. На протяжении всех лет творчества он шел путем создания многозначных образов. Прекрасная профессиональная подготовка, выработанное годами картинное мышление позволяют ему справляться с любыми творческими задачами, реализовывать замыслы исторического и философского характера, отражающие интеллект и богатое образное мышление. Решению их способствует и художественный метод, опирающийся на традиции отечественной классики. Ясность и выразительность формы, сюжетность, композиционная и цветовая завершенность делают его произведения востребованными и ожидаемыми публикой.
Современная художественная практика показывает, что в пестроте смешения разнородных тенденций постмодернизма не исключено плодотворное и перспективное развитие на пороге XXI века классицизирующего направления в искусстве. Ведь именно это направление стремится к формированию «большого стиля», нацелено на решение масштабных задач, которые сегодня так необходимы нашей культуре.
Искусствовед Любовь Соснина.